Алишер Файзуллаев, рассказ “Это было в хвойном лесу” (журнал “Звезда Востока”, 2021, № 4):
Появившись на свет, томик с названием «Это было в хвойном лесу» стал любоваться собой: оформление, переплет, бумага и шрифт были отменными. А пьянящий аромат типографской краски! Лежа на складе типографии, роскошный фолиант ощущал свою безмерную значимость.
Путь от печатного станка до книжного магазина, а оттуда до полки читателя оказался относительно коротким: всего через шесть месяцев томик занял место в библиотечке одного интеллигентного человека. Оставалось самое волнующее событие – его прочтение хозяином.
Но хозяин почему-то не торопился. Купить-то книгу купил, но времени для чтения не находил. Что ж, книге оставалось только ждать, порой часами вместе с хозяином уставившись в экран телевизора. Ей не привыкать: «Это было в хвойном лесу» рождалась в трехлетних муках, еще два года прошло, пока опубликовали.
Полка, где томик нашел свое пристанище, – часть незастекленных книжных стеллажей. Все книги здесь были изрядно запыленными. Они, недолго думая, дали книге кличку Хвойный, т.к. все книги на полке имели свои клички.
Разговорившись с соседями, Хвойный понял, что хозяин ни разу их не вытирал и вообще редко до них дотрагивался. Соседом с левой стороны был томик в мягком переплете «Бой быков с любовью». В книжной общине он был известен как Бык.
– Тебя уже прочли? – как-то обратился к нему Хвойный.
Сначала Бык что-то промямлил, но затем уныло произнес:
– За семь лет хозяин лишь однажды взял меня в руки.
– И что, сразу прочел до конца?
Бык тоскливо посмотрел на Хвойного.
– Нет. Немного полистал и положил на место.
Двухтомной же соседке справа в твердом переплете «Радость как она есть» повезло больше: за последние три года оба тома снимали с полки шесть раз. Правда, делали это дети хозяина, чтобы ударить друг друга по голове. «Ничего, хоть какая-то польза от нас», – радовались красивые тома.
В томительном ожидании прошло несколько месяцев. Хвойный был уверен, что он очень интересный, ведь написал его известный писатель и естествоиспытатель Джангирру Самсомайй. «Купил же меня человек в магазине, значит, я ему интересен, и он обязательно прочтет. Он еще и перечитывать будет и рекомендовать другим», – размышлял Хвойный.
Но знакомство с другими постояльцами полки приносило новые огорчения. Томики Шекспира, Льва Толстого и Виктора Гюго неподвижно стояли здесь двадцать восемь лет: никто до них так и не дотронулся. Лишь однажды, лет десять или пятнадцать назад, какая-то женщина стёрла с них пыль. Шекспира мучила астма, у Толстого была чесотка, а Гюго страдал депрессией. Но это были не самые несчастные книги: они все же стояли на видном месте, могли наблюдать за происходящим в комнате, любоваться сменой освещения. На полке были книги, втиснутые между другими, более массивными томами, или же прижатые к задней стенке соседями, и поэтому совсем незаметные: они никого не видели, и их никто не видел и не вспоминал о них. Будто их и не было.
Хвойному еще повезло: он занял довольно видную и удобную позицию на полке. Самой известной и влиятельной здесь считалась «Большая энциклопедическая книга гаданий». Примерно раз в полгода хозяин брал ее в руки и листал, пытаясь гадать. Гадалка, как ее тут называли, пользовалась своим привилегированным положением, соседи прислушивались к ее мнению.
– Все изменится, – любила повторять Гадалка.
– Когда и что изменится? – допытывались любопытные соседи-книги.
– Изменится все, – многозначно повторяла Гадалка.
Время от времени книги вступали в философские споры. Одни находили преимущество в том, что никто их не читал, в этом, по их мнению, был залог долгожительства. Но большинство было уверено, что их назначение – быть прочитанными, только это наполнит их жизнь смыслом. Книги понимали, что у каждой своя миссия: у одних – великая, у других – скромная, но все они появились на свет для того, чтобы реализовать свое книжное назначение.
Порой книги всячески ухищрялись, чтобы попасть на глаза хозяину. Однажды тот присел отдохнуть возле полки и задремал. Томики вокруг начали толкаться, стараясь соскользнуть и упасть прямо перед хозяином, и это удалось двум книжкам каких-то малоизвестных авторов. Одна из них спланировала прямо на голову, другая умудрилась приземлиться у его ног. Но хозяин, недовольный, что его разбудили, швырнул обе в угол, где и пролежали беспомощно несколько недель. Затем вообще исчезли. То ли их выбросили, то ли сдали в макулатуру – разные слухи ходили.
Спустя год хозяин вдруг взял в руки Хвойного, покрутил, шлепнул томиком комара, уютно устроившегося на стене, и положил на место. На обложке книги осталось кровавое пятно.
Хвойный, конечно, расстроился. Разве о такой жизни он мечтал? Разве для этого он был создан Джангирру Самсомайй и изготовлен мастерами в типографии?
Однажды книги – одни с ужасом, а другие с надеждой – узнали, что хозяева съезжают с квартиры. Многие полагали, что хозяин захватит с собой любимую гадальную книгу. Но… увы, он оставил полки со всеми книгами новым жильцам. И перед уходом даже не взглянул на них.
При новых владельцах мало что изменилось. Гадалка теперь не был в фаворе, похудела, нагадала себе чахотку в недалеком будущем. Так и произошло, что, по признанию самой Гадалки, явилось первым ее верным предсказанием.
Новый хозяин и его жена были любителями Интернета и часами играли в компьютерные игры. Когда они задумали ремонт в кабинете, среди книг началась паника. «Улисс» Джеймса Джойса оказался единственным томиком, которому было все равно.
Худшие опасения подтвердились: книги сложили в ящики и спустили в подвал к крысам и тараканам.
Хвойному повезло. Перед самой ссылкой в подвал его решили оставить, чтобы подложить под ножку платяного шкафа, такая участь все же предпочтительнее подвального заточения.
Закончился ремонт, Хвойный уже перестал мечтать о том счастливом мгновении, когда кто-то прочтет его, теперь хотелось, чтобы какой-нибудь добрый человек просто подержал его в руках, слегка погладил.
И, наконец, наступил час икс: хозяйка со скучающим видом взяла книгу в руки и стала перелистывать. У Хвойного закружилась голова: этого момента он ждала более двух лет…
– Смотри, ошибка! – показала хозяйка мужу какое-то слово на десятой странице. – Вот дела, вроде солидное издательство, а печатают с ошибками.
– Да выкинь ты это, испачкаешься! – ответил тот.
Хвойный знал, что у него одна-единственная орфографическая ошибка, но он не ожидал, что ошибку обнаружат, едва раскрыв книгу.
Через полчаса Хвойный оказался в подвале среди своих старых соседей: многие выглядели ужасно, почти все кашляли, страдали тяжелой формой аллергии и авитаминозом, пахли дурно.
Хвойный пробыл в подвале ровно двадцать дней. Крысы, муравьи и мухи успели над ним поработать. Но когда всех узников подвала сдавали в макулатуру, он все же выглядел получше остальных. Наверное, поэтому его кто-то заметил и забрал себе.
В новом доме было полно книг. Среди них много старых, антикварных. Аристократы, как их называли, держались отдельно, знали себе цену, особо не контактировали с новыми, не очень серьезными изданиями, не признавали даже недавно изданных роскошных книг – современных буржуа.
В застекленном шкафу, куда попал Хвойный, оказалась подборка книг, посвященная лесу и деревьям. Выяснилось, что хозяин был ученым-ботаником, профессионально интересовавшимся лесом и хвойными деревьями. Хвойный боялся разочаровать хозяина своей недостаточной научностью и решил, если не содержанием, так хотя бы своей красотой, порадовать и занять достойное место среди книг о лесе. Хвойный стал тереться о другие книги, чтобы уничтожить следы пребывания в подвале.
– Перестань, мне щекотно! – хихикала толстая книга «Сладости».
– Потерпи, сладость моя, это очень важно, – серьезно отвечал Хвойный, думая о своих благородных намерениях.
Однажды хозяин торопливо положил Хвойного в рюкзак, где уже находилось многое другое для похода в лес. «Ага, значит, в лесу хочет почитать», – решила книга, предвкушая важное событие в своей жизни.
В лесу Хвойный впервые увидел, как выглядит настоящий лес. Послушав разговоры людей, понял, что очутился на научном полигоне большого лесного хозяйства.
Наступил вечер, разожгли костер, стали жарить шашлык и много пить.
Неподалеку валялась еще одна книга, вернее, то, что от нее осталось. Она с горечью рассказала, что в лесу любую книгу ожидает одно из двух: быть с интересом прочитанной или оказаться сожженной на костре.
– Но, честно говоря, трудно вспомнить случай, когда кто-то прочитал здесь до конца хоть одну книгу. Зато сколько было сожжено!
– Да ладно! – не поверил Хвойный, решив думать только о хорошем.
Действительно, на второй день ближе к вечеру хозяин взял Хвойного с явным, как ему показалось, желанием предаться чтению. Но до этого дело не дошло, поскольку все занялись приготовлением пирожков. «Странно, что в лесу готовят пирожки, но разве поймешь людей», – пронеслось в сознании Хвойного.
Пирожки ели, запивая спиртным.
– Где салфетки? Опять забыли? – крикнул кому-то хозяин и, вырвав из Хвойного несколько страниц, протянул их приятелям, чтобы те положили на них пирожки. А свои он пристроил прямо на раскрытой книге. Поплыла типографская краска, страницы с отвращением впитывали жир. Хвойному было больно и дурно, хотелось вырваться из этого ужасного леса. В отчаянии попытался запрыгнуть на ветку, и… о чудо, ему это удалось! Свобода!
Прошло часа два. Люди заснули вокруг тлеющего костра, и Хвойный вдруг увидел, что к его хозяину ползет ядовитая змея. Хвойный попытался крикнуть, но ему это не удалось. Оставался единственный способ – упасть с высоты на голову змеи. Все-таки 420 страниц в твердом переплете!..
Падение – и гадина в нокауте. Хозяин проснулся от шума и не поверил своим глазам: в нескольких сантиметрах от него лежала полумертвая змея с раздробленной головой. Очевидно книга спасла ему жизнь. «Наверное, спьяну я закинул ее на дерево», – решил хозяин. Он поцеловал раскрытый томик, осторожно закрыл и ласково погладил обложку.
Хвойный был на седьмом небе от восторга и мысленно стал готовить себя к тому вожделенному моменту, когда книгу раскроют и начнут читать.
Но благодарный хозяин решил припрятать «Это было в хвойном лесу» во внутреннем отделении сейфа в лесном вагончике, где хранились самые ценные вещи. Так началась новая страница жизни Хвойного, жизни долгой, томительной, удушливой и одинокой.
Alisher Faizullaev 