Запах

© Алишер Файз

ЗАПАХ

В один из хрустальных январских дней Бабаджан Зюх неожиданным образом ощутил запах опилок в своем кабинете, гнездившемся в престижном офисном здании в центре Лондона. Вначале он не обратил внимания на это, однако с каждым днем непривычный запах усиливался и постепенно становился невыносимым. Через несколько недель Зюха стали преследовать запахи дерева, смолы, ржавевшего в снегу металла и неведомого клея. Дальше – больше: его нос начал улавливать запахи удаленных чужих туфель, тайно вторично одетых рубашек, свежих, а там и несвежих пятен на ковре, всяких нечистот на примыкающей улице. Беседуя с дамой, Бабаджан невольно отмечал, когда она приняла душ и к каким мылом пользовалась. Не говоря о духах, помаде и других вещах, о которых не принято говорить.

Сверхчувствительность – вид наказания. Уже к началу весны жизнь все более стала походить на нескончаемое страдание. Бабаджан был вынужден, прикрывая нос платком, обходить издалека общественные туалеты, питательные и питейные заведения, парфюмерные и продуктовые магазины, а если мусорный ящик за три квартала от дома оставался открытым, умолял жену пойти и закрыть его.

Врачи оказались бессильны. Зюх оставил работу, хотя ему было лишь сорок шесть, и закупорился в одной из комнат. Но и здесь, несмотря на двойное стекло, войлок, вату в ноздрях, Бабаджан улавливал всевозможные запахи, вихрящиеся на улице: ползущего в грязи червя, пролитой на асфальт краски, шерсти бредущей собаки, гниющего между зубами у случайного прохожего кусочка мяса, испарений бегающих в радиусе пяти миль людей, не говоря о выхлопных газах и неисчислимых домашних раздражителях. Вместе с ветром до Зюха докатывались тяжелые запахи из других городов и даже стран. Все труднее переносил он лесные пожары в Австралии, падеж крыс в Восточной Гвинее, зловоние болот Амазонки. В конце концов жена добыла для него военный противогаз, и Бабаджан, мгновенно полюбив новинку, уже не снимал его.

Жена приглашала просветленных целителей и диковатых знахарей. Одни советовали натуральное зелье или покой, другие рекомендовали средства против нечистой силы. Но запахи, запахи, вонь и смрад со всех сторон продолжали душить Бабаджана. Лишь старая медсестра, пришедшая как-то сделать укол, дала совет, показавшийся любопытным. «Господин Зюх, попытайтесь сосредоточиться на приятных для себя запахах и поставить мысленный заслон для неприятных», – сказала она с присущей простолюдинам мудростью.

Не выходя из дома, не работая, все реже видя людей, Бабаджан, помимо удушья, испытывал и безмерную скуку. Днем жена и дети оставляли его одного, а вечером припадали к телеэкрану, и почти забывали о Зюхе. Одинокий Бабаджан начал пробовать четко различать приятные и неприятные запахи, думать о первых и блокировать все другое.

К концу весны Бабаджан явственно ощущал в носу некий фильтр, который пропускал угодные, но задерживал неугодные запахи. Что-то вроде цензуры. В стремлении разобраться в запахах и понять, какие из них ему близки, а какие враждебны, Зюх вспоминал прожитую жизнь, извлекал из глубин подсознания, казалось, забытые запахи детства. Как-то разрыдался от пронзившего душу ощущения запаха своей давно умершей матери. Этот запах восстановил в памяти Бабаджана те мгновения детства, когда он, испуганный или в порыве первозданного счастья, прижимался к маме, а она, нежно обняв его, мягко гладила по голове. Зюх лишь теперь понял, что это были счастливейшие моменты его жизни. Он смог восстановить яркий, живой образ рано ушедшей из жизни матери, беспредельно любившей его. Ах, как бы он хотел вновь обнять ее, глубоко вдохнуть родной запах, сказать добрые слова, поблагодарить за все…

Бабаджан наткнулся в памяти на дурманящие запахи гор, где он в детстве бывал с отцом. Вспомнил запах нагретого солнцем футбольного мяча, подаренного дедушкой. Запах своей первой резиновой игрушки, принесенной бабушкой. И даже ароматное облако носового платка своей первой любви – Маллики, который он тайно хранил у себя. Повзрослев, Зюх перестал ездить в горы. Лет двадцать не играл в футбол. Ни разу не покупал своим детям резиновых игрушек. Слово же «Маллика» давно превратилось в абстрактное понятие без лица и запаха.

Июнь прошел в экспериментах с мысленным фильтром. Бабаджан настолько продвинулся в блокировке неприятных запахов, что однажды даже снял противогаз.

Сегодня была суббота, жена беспрерывно разговаривала с подругами по телефону, а после обеда собиралась в шопинг. Дети, как всегда, играли в «Плей стэйшн». Стояла отменная погода, и Зюх решил совершить заветную прогулку по Ридженс парку. Глаза радовались всему, что видели, в ушах славно звучало пение замысловатых птиц. Бабаджан присел на скамейку и сосредоточился на благоуханиях окружавшей его природы. После недавнего дождя веяло бодрящей свежестью. Травы, приняв небесный душ, наслаждались растительной жизнью и источали тонкий аромат. Зюх оперся на спинку деревянной скамейки и закрыл глаза.

Вот у прохожего шагах в двухстах дырка на среднем пальце носка, но обонятельная цензура Бабаджана не дремлет и не пропускает все подряд. Недалеко ковыляет старец, вероятно, профессор или библиотекарь, ибо пахнет от него книжной пылью. Зюх вспомнил – основная библиотека Кембриджского университета, он заходил туда однажды. А там, за озером, лежит на траве с конфеткой во рту стюардесса авиакомпании «Дельта». Рядом с ней, несомненно, молодой человек, с гаванской сигарой. От него исходил и запах нового автомобиля, но Зюх не знал, какой марки, потому что в жизни не садился в подобные должно быть дорогие машины.

Из кафе в центре парка вынесли ведро и освободили его содержимое в мусорный ящик. Фильтр работал бесперебойно, и Зюх был доволен: его не беспокоили ни мусор, ни запахи размещенного в этом же парке зоопарка. Бабаджан, несомненно, сможет вернуться в офис, вновь начать работать.

Он достал из кармана платочек Маллики, чтобы определить ее местонахождение. Ему показалось, что она находится сейчас где-то на севере Европы, откуда дул этот ветер. Но новый его порыв развеял почудившийся запах.

Зюх задумался об истории парка. Его уловил запахи ушедших времен: некогда в этих местах стоял первозданный лес, в окрестностях обитали крупные звери. О, каким потрясающим ароматом сквозила девственная природа! Но вдруг лицо Бабаджана исказилось – в ноздри попал едкий дым сражения при Ватерлоо. Потом горчичная гарь Первой мировой. Затем смерч Хиросимы. Его стали душить испарения крови, смрад человеческих трупов. Бабаджан чуть не потерял сознание. Он в отчаянии прикрыл нос платком. Стало ясно, что фильтр не был приспособлен останавливать запахи прошлого.

Бабаджан долго приходил в себя, его посиневшие губы и лицо постепенно обретали обычный цвет. С трудом поборов навязчивую вонь прошлого, Зюху захотелось домой, поиграть со своими детьми, ведь он так мало общался с ними. Испытав тяжелые запахи истории, сейчас его потянуло крепко обнять детей и жену, сказать им какие-то хорошие слова.

Но погода была на редкость славной, и Зюх решил еще немного посидеть на скамейке и окончательно прийти в себя после пережитых обонятельных ужасов. Чтобы полностью оторваться от прошлого, он потянулся к будущему. Через несколько мгновений в нос отчетливо проник сладенький запах еще не появившегося на свет внука. Какой чудный малый! Далее он ощутил аппетитное благовоние тайской кухни вперемежку с запахом жены и неизвестного мужчины. Зюх был поражен, что может чувствовать запахи будущего, хотя его озадачило, что жена, которая не переваривала острой пищи, находилась в ресторане с незнакомым мужчиной.

Затем сознание Бабаджана переключилось на процесс потепления климата. Вдруг лицо Зюха начало искажаться, его вновь стали душить острые запахи, потоком хлынувшие из неизвестности.

Стемнело. Сторож подошел к человеку на скамейке. Лицо и губы у застывшего выглядели почерневшими, глаза были вытаращены, рот искривлен. В ноздрях безжизненного Зюха были запечатлены ужасы будущего.