© Алишер Файз

 ЮБИЛЕЙ

 Мансуру Пра исполнилось 50. Юбилей сначала справили на работе, затем с друзьями, сегодня же был семейный праздник. В летний субботний день в загородном доме Пра собрались его близкие родственники. К обеду накрыли торжественный стол с заморскими яствами, в саду играл специально выписанный по этому случаю знаменитый скрипичный квартет. Были замечательные тосты – за главу прекрасного семейства, удачливого бизнесмена, крупного руководителя, щедрого мецената. Мансур находился в хорошем расположении духа, с благодарностью воспринимал поздравления, всех обнимал, много шутил.

После обеденного застолья он решил погулять с внуками в близлежащем парке. Захватили мячик и летающую тарелку. Пра не мог не нарадоваться, глядя на резвящихся мальчиков. Он очень любил внуков и готов был отдать ради них все на свете. Покидав летающую тарелку, Мансур решил немного отдохнуть и присел на скамейку. Внуки продолжали бегать и кувыркаться на траве.

Вдруг он увидел сидевшего рядом незнакомого старика. Пра удивился, потому что не заметил, когда и как тот оказался здесь.

– Ну что, пятьдесят, значит? Пора подводить определенные итоги? – как бы невзначай произнес старик.

            – Простите, а кто вы такой? – удивился Пра.

            Старик пропустил вопрос мимо ушей.      

            – Помните, когда вам было восемь, как сейчас вашему старшему внуку, вы сильно простудились, и бабушка, прикладывая мокрую тряпку к горячему лбу, молилась, чтобы вы быстрее выздоровели и в будущем стали богатым человеком и большим начальником? – спросил старик.

            Изумлению Пра не было предела. Как мог этот старик знать то, что происходило 42 года назад? К тому же тогда в комнате не было никого, кроме него и его бабушки. Может быть, незнакомцу об этом сказала сама бабушка?

            – Я, право, не знаю, что сказать вам. Вы что, знали мою покойную бабушку?

            Старик вновь ничего не ответил. Вместо этого он приветливо помахал рукой гонявшим мяч ребятишкам.

            – А помните, когда вам было шесть, то есть как вашему среднему внуку, вы больше всего в жизни любили рисовать. Однажды, увидев фотографию Сикстинской капеллы, вы с воодушевлением искрасили весь потолок своей комнаты.

            Мансур вновь был поражен. Об этом давнем эпизоде знали лишь его домашние.

            – Да кто вы такой, в конце концов? – воскликнул он.

– Какой замечательный у вас младший внук! Вылитый Мансур в том же четырехлетнем возрасте. Кстати, вы не забыли, что тогда испытывали огромную тягу к музыке? Вы так стремились остаться дома один, чтобы вволю поиграть на пианино, что однажды, преодолев боязнь, спрятались от всех в темном подвале. А потом целых полдня, когда вас разыскивали по всем возможным местам, но не дома, увлеченно экспериментировали с завораживающими звуками пианино, – старик тоскливо посмотрел куда-то вдаль.

– Я вас умоляю, скажите, откуда вы все это знаете? Вы кто – бог, ангел, дьявол, колдун, волшебник? Или все это мне мерещится?

            – Какое имеет значение, кто я такой? Речь не идет обо мне, речь идет о вас, Мансур. Каждый имеет в жизни свой шанс или, иногда, даже шансы. Одни это видят и используют, другие замечают, но ничего не могут поделать, а третьи все время ищут, но никогда не находят.

            Пра был шокирован и молчал.  

            – Знающий свою природу мудр, овладевший своей природой силен, следующий своей природе счастлив, – многозначительно заметил старик.

– Если вы так хорошо осведомлены обо мне, о том, что меня увлекало в детстве, то скажите, как у меня сложилась жизнь, то есть, я имею в виду, смог ли я реализовать свою природу? – спросил Пра.

– Ну, знаете ли, каждый человек это сам чувствует. Единственно, что могу сказать, если бы вы стали художником, то достигли бы уровня мастерства Леонардо да Винчи или Рембрандта. А если бы пошли по музыкальному пути, то вас ставили бы в один ряд с Моцартом или Бахом.

            – Вы что, это всерьез? Если у меня был такой громадный потенциал, то почему бог, природа или судьба более ясным образом не давали мне знать об этом?

– Ах, это же старый как мир вопрос. Видите ли, тогда жизнь была бы очень скучной, заранее заданной, что ли. Человеческая жизнь интересна тем, что каждый имеет свой выбор и свои возможности. Это как игра, если хотите. Можно выиграть, или же проиграть, – спокойно произнес старик.

– Какая же это игра? Речь же идет о жизни, человеческой судьбе! – Пра был вне себя.

            Старик пожал плечами.  

– Зато вы стали состоятельным человеком и довольно крупным боссом. Как того пожелала ваша бабушка. Видите, молитвы и пожелания тоже учитываются, а еще говорят о несправедливости, – в голосе старика прозвучала нотка обиды.

– На кой черт мне это, если бы я мог стать творцом наподобие Моцарта! – воскликнул Мансур.

– Ну, что вы так расстраиваетесь? Многие позавидовали бы вашему положению. Да и здоровье у вас прекрасное, – ободряюще заметил старик.

            – Знаете, я всегда чувствовал в себе творческий потенциал, моей душе всегда чего-то не хватало, но я все время был так занят, увы, в основном всякими рутинными делами, что не смог реализовать свои возможности, – вздохнул Пра.

– Должен признаться, что вы всегда пользовались благосклонностью у судьбы.

Мансур слегка поморщился.

– Но, так уж и быть, в день юбилея можете сделать себе необычный подарок – загадочно сказал старик.

Немножко подумав, старик тихо продолжил:                   

– Вы действительно хотели бы начать жизнь сначала и стать следующим Моцартом? 

                  – О, да, да и да! – Пра затаил дыхание, в его ушах звучала  «Волшебная флейта» гениального австрийца.

           – Но есть небольшой риск того, что не все элементы совпадут, – задумчиво произнес старик.

            Однако Мансур уже не слышал старика, он весь был поглощен величественной музыкой Моцарта. Через некоторое время, когда Пра оглянулся вокруг, рядом никого не было. Тут прибежали внуки и стали тянуть за руку. Померещилось, решил Мансур, и побежал за мячом. Но ему не суждено было добежать, поскольку он скончался еще тридцатипятилетним, в нищете, хотя был признан гениальным композитором. Многие сравнивали его с Моцартом, однако, в отличие от последнего, Пра не оставил потомства.