Дорогие вещи

© Алишер Файз

  ДОРОГИЕ ВЕЩИ

             Наконец-то на меня свалилось настоящее счастье – я живу  в шикарном доме неподалеку от “Кенсингтон Палас Гарденс”, одного из самых роскошных кварталов Лондона. Здесь, конечно, астрономические цены на недвижимость, а жители – сверхбогачи, состоятельные аристократы и послы ряда могущественных государств. Но жизнь одна, и я решился. Вон тот, к примеру, дом недавно купил, по слухам, владелец «Формулы-1». То ли за 50, то ли за 100 миллионов фунтов. Ах, если бы моя покойная бабушка могла увидеть новое жилище! Она так любила этот уголок города и мысленно даже часто бывала в здешних особняках на званых вечеринках. Чего стоит один Кенсингтонский дворец – ведь здесь 14 мая 1814 года родилась королева Виктория, тут и покойная принцесса Диана жила до своей трагической смерти. Сейчас во дворце проживают некоторые другие члены монаршей семьи, я их не часто вижу, у меня так мало времени.            

            Боже, как все-таки чудесно! Как выразить словами весь восторг? Можно как следует развернуться, распаковать вещи, наконец-то окружить себя любимыми предметами. Одна кровать чего стоит! Подобную увидишь разве что в таких люкс-отелях, как «Ритц» или «Дорчестер». Называется «Королевская». Почти без дырок. И намного мягче предыдущей. Но главное – здесь тишина. Относительная, понятно, ведь как-никак почти центр города, и Кенсингтонский сад вместе с Гайд-парком под носом, и транспорт не умолкает даже ночью. Но прохожие здесь приличные, что видно и по окуркам. И на какие натыкаешься бычки! Мало того, что солидные, так еще и длинные, почти не куренные. Берут свежайшую сигарету, чуть затягиваются и бросают. Возможно, ненавидят курение, и потому швыряют. Сам я особенно люблю окурки «Давидофф Магнум Лайт», их накопилась у меня чуть ли не пачка. Хочу заполнить и поразить гостей. Сейчас, правда, новое поветрие, и многие предпочитают кубинские сигары «Кохиба Эсплендидос». Снобы! Полдня, а то и больше уходит у них на поиск остатков подобного шика.

Курево я сушу в рыбных консервных баночках, предпочтительно желтых. Издалека их трудно отличить от золотых портсигаров. Но ведь нынче и консервные баночки превратились в дефицит, за месяц я наскреб лишь штук десять. Не в чем дома хранить еду и ювелирные изделия. Многие консервы, особенно собачьи, стали продавать не в металлической посуде, а в пластмассовых коробках. Сейчас все мои друзья повально увлеклись кошачьими консервами. Но зачем давиться этой заведомой дрянью, если полно недоеденных собачьих? А если уж есть кошачьи, то почему непременно «Киткат»? Почему уж тогда не поохотиться на роскошные «Вискас»? Я всегда шел по жизни своим путем и не принюхивался к мнению высшего света. У меня хотя и не самые отборные отбросы, как у некоторых процветающих коллег, но я щедр и всегда поделюсь хрустящими рыбьими шкурками. Если нарвусь на селедочные остатки, то ем их не до конца, и шкурки непременно высушу для званых ужинов.

            Как славно, что теперь я могу пригласить к себе всех многочисленных друзей. Такой простор возможен, когда в жилище нет лишних стен, потолков и дверей. И в то же время так уютно! Можно смотреть прямо в небо и беседовать со звездами. В случае дождя просто переходишь вон в тот угол, здешние нежно называют его «сучьим бункером». Формально это сломанная канализационная труба, в которой от стихий или по нужде укрываются не только обитатели соседних урочищ, но и бродячие собаки и прочий вольный зверь. Парк-то рядом огромен, и столько там всякой живности, что порой людей среди нее не различишь. Как-то был жуткий дождь, подлинный потоп, дня три кряду. Так вот в этом чудном уголке с нами вдруг оказался лесной кабан. Мирный, с интеллигентной мордой и красиво отточенными клыками. Один зуб, кажется, был в металлической коронке. С чрезвычайным любопытством следил он, как коллеги играли в карты. И все три дня мы, с одной стороны, и он, с другой, тактично не смотрели друг другу в глаза и даже делились деликатесами, а после дождя мирно разошлись. Откуда взялся в центре города несъеденный кабан, куда девался? Как говаривал незабвенный Хайям: «Откуда мы пришли? Куда свой путь вершим? В чем жизни смысл? Он нам непостижим».

Да, нашему брату повезло, что в последние годы в Лондоне не бывало снега, то есть и нам хоть что-то перепало от глобального потепления. Еще лет восемь назад зимой приходилось мерзнуть, сейчас же – почти как в Испании. И кабаны есть, хотя нет матадоров. А облака! Плывут по небу многозначительные портреты Веласкеса, парят изящные птицы Ци Бай Ши, простираются причудливые ландшафты Сезанна, подпрыгивают на носочках танцовщицы Дега и куда-то тайком ускользают демоны Босха. Благодать. И псы особо не тревожат, и крыс почти нет. Престижный район.

            Лягу-ка я спать, как настоящий барин. Где мой золотошвейный халат? Ах, да, моль. Ничего, ботинки под затылок, ох, до чего мягки, поспорят с пуховой подушкой. Вот и мое новое одеяло. Оно, правда, коротковато, и масляное пятно на нем размером с кровать, но здесь и нет особой нужды укрывать ноги, у меня же кроссовки – фирма «Адьюдас», девятнадцать лет ношу, почти прилипли к пяткам. И запах от пролитого масла почти не ощутим, ибо сливается с благовониями окружающих вещей из редко закрывающихся мусорных ящиков. Хуже обстоит с таинственным пятном на самой кровати: фанера, черт ее дери, пропитана какой-то жидкостью. Ничего, бывают в жизни трагедии посквернее. Вот, помню, заимел пятно с черный квадрат Малевича на своем бывшем костюме. Оно исчезло лишь тогда, когда распался сам костюм от усталости нитей. Мне уж скорее по душе это кроватное, оно напоминает пятна Писсарро. Вот купят, наконец, соседи новую мебель, добуду заветный картон и обновлю постельное белье.

            Чего я больше всего в жизни боюсь – так это уронить на асфальт бесценные вещицы: прохожие или собаки могут спереть. Ведь эти ненаглядные, дорогие для меня предметы создают особую атмосферу в доме. Пожившие в казенных домах знают пронизывающую бесприютность тамошней утвари. Казенные вещи всегда остаются чуждыми, в них нет теплоты. Лишь свои, близкие вещи могут создать истинный домашний уют. 

Как человек привязывается к безделушкам, украшениям и просто необычным вещам! Любовь к искусству – это базовый человеческий инстинкт. Действительно, почему люди обожают прекрасные картины или роскошные ювелирные изделия, коллекционируют редкие марки или старинные машины? Потому что особые вещи делают человеческую жизнь богаче, содержательнее. Дорогие для человека предметы становятся важной частью его жизненного пространства, собственного «Я». С вещами можно разговаривать, спорить. Им можно доверить свои тайны, раздумья. Отношения с ними могут сложиться как с другими людьми: их иногда так любишь, а иногда жутко ненавидишь. С возрастом какая-нибудь штучка-дрючка может приобрести огромный смысл, замещающий значение всего остального в мире.

            Окружая нас, предметы живут своей жизнью, излучают энергию, воздействуют на нас. Каждая вещь ищет свое место, а если не находит, то чувствует себя плохо, и это передается окружающим людям и предметам. Лишь найдя собственное место, вещи хорошеют, начинают жить полноценной жизнью. У меня есть несколько камушков и ракушка, привезенные некогда одной приятельницей с Гавайских островов. Я знаю, что все они скучают по морю, особенно ракушка, она чудовищно тоскует по Атлантическому океану и временами тихо ноет, а иногда безудержно ревет. Когда дела приводят меня к морю, всегда стараюсь захватить камушки и ракушку, там я окунаю их в воду и радуюсь вместе с ними. Они за это благодарны мне.

            А вот самый изысканный член моей коллекции – посеребренная шкатулка. Настоящее произведение искусства. Правда, она была не в себе, когда я подобрал ее, оказалась без крышки и помята. Но все равно красива чертовски, породиста. Какие узоры! Словно каллиграф набрал серебром поэтические строчки Хафиза. Другая жемчужина – клавиша фортепиано, лишь отчасти поцарапанная. Нашел ее на улице случайно, даже не знаю, как она осталась не замеченной другими. Эта клавиша придает мне душевные силы, глядя на нее и трогая, слышу и величественные симфонии Бетховена, и затейливые мелодии Сарасате, и дикие импровизации Имы Сумак.

Есть у меня и стеклянный шар размером с гусиное яйцо. Блестит. Не знаю, каково было его исконное предназначение. Оставил мне его бывший сосед по улице, который все время таскал с собой этот магический шар. Сейчас он переехал в сумасшедший дом.  Я стараюсь быть очень осторожным с этим предметом, таким сакральным. Когда гляжу на него, бывает, погружаюсь в транс, а то и вовсе чувствую себя монахом-отшельником. Это опасно, ибо в такие моменты у тебя могут все украсть, включая шар. Медитируя с шаром, часто беседую с мыслителями прошлого. Сидим в воображаемом кругу и обсуждаем философские проблемы. Ох, какую трепку мы вчера задали Эмпедоклу. Мы – я имею в виду Аверроэса, Паскаля, Витгенштейна и себя.

Имеется у меня и небольшая черепная кость. Кажется, собачья, хотя может сойти и за человечью. Храню ее в специальной древней сумочке и достаю лишь тогда, когда задумываюсь над тайной человеческого бытия. Будь моя воля, я бы ввел в университетские курсы по философии и психологии занятия по созерцанию человеческого черепа. Или обезьяньего – многое может дать, о чем, возможно, не задумывались материалисты и идеалисты, феноменалисты и структуралисты, экзистенциалисты и позитивисты, психоаналитики и бихевиористы, гуманисты и когнитивисты.

Над головой я обычно вешаю тонкую фарфоровую тарелочку с портретом Шекспира. Где бы ни повесил ее – я дома! Из-за частых переездов тарелка треснула в двенадцати местах, но я ее заклеил чем бог послал. Шекспир, возвышаясь над головой, хронически напоминает гамлетов вопрос. Конечно, быть! Ведь жизнь прекрасна, особенно когда у тебя столь милое окружение.

А самое дорогое для меня – это, конечно, библиотека. К сожалению, таскать с собой могу лишь кучку книг. Многое пришлось выучить наизусть, в том числе Упанишады, Авесту, Библию, Коран. Раньше многие так делали. Знания-то передавали из уст в уста, тогда и дух передающего, то есть учителя, сохранялся, и случайные, неподготовленные люди не имели доступа к сведениям, которыми могли злоупотребить. Впрочем, и книжные тексты раскрываются не всем. Текст ведь самодовлеющее образование, и даже сам автор полностью не сведущ в нем.

            Завтра понедельник, надо встать пораньше, дабы позавтракать по-царски. Многие из тамошних, уходя на работу, выбрасывают первосортные остатки от воскресных пирушек. Иногда попадаются отменные пирожные и даже фруктовое мороженое, правда, быстро тающее среди мусора или на земле. Но почистить совсем не сложно. Ух, как представлю, так облизываться начинаю! Спозаранок важно опередить бродячих собак и кошек – здесь, как говорится, закон джунглей, кто успел, тот и съел. Если попадется торт, обязательно угощу свою невесту, она сластена. Работая в солидном инвестиционном банке в Лондонском Сити, она обычно приходит ко мне после заката солнца. Недавно подарил ей изумительную помаду, вернее, полпомады, которую удалось отобрать у одного хмурого пса. Не хотел отдавать, вцепился грязными лапами в нее, и пришлось мне показать зубы. Любят они такие вещи – не собаки, а люди настоящие! Местные псы теперь меня очень боятся, знают, что могу укусить. Но если сыт и хорошее настроение, то я их не трогаю.

Позавтракав и почитав свежевыброшенные газеты, я обычно иду со своим большущим рюкзаком в Интернет-кафе на «Кенсингтон хай стрит» и, подсоединившись к Всемирной паутине, приступаю к анализу динамики акций на мировых рынках. Лондонская фондовая биржа открывается ровно в восемь утра, к тому времени я обычно знаю, чего можно ожидать от наступающего дня. Касательно дня завтрашнего, думаю, цены на золото подскочат, это почти неизбежно, когда напряженность в мире растет и рынок ценных бумаг нестабилен. Есть и несколько других ключевых факторов, скажем, потребительский спрос на ювелирные изделия, особенно на таких традиционных рынках, как Индия. Оказывает влияние и состояние производства различных электронных приборов с использованием золота. Я вывел несколько занятных математических формул, посредством которых можно с большой вероятностью прогнозировать цены на основные металлы и энергоносители, а также котировки акций ведущих мировых компаний. Есть у меня и формулы оценки и прогнозирования политического риска, благонадежности компаний, будущих курсов мировых валют, запасов нефти и газа, появления новых компьютерных вирусов и еще кое-чего. 

Но это так, будни. А сейчас, перед сном, поиграю-ка я в свои оловянные солдатики. Они со мной с самого детства. Я многое готов вынести в этой жизни, но не разлуку с ними. На ночь мои солдатики любят маршировать под музыку, это подкрепляет их боевой дух. Коснусь-ка фортепьянной клавиши. Без Бетховена я не засну.

            Но что это за необычный звук? Ах да, это оттуда, сверху. В последнее время почти каждый день слышу перед сном. Я уже догадываюсь, что кто-то там, на небесах, возможно, сам Всевышний, сидит в одиночестве, разложив свои необычные, но дорогие вещи, среди них и меня, и, может быть, мысленно общается или играет с ними, то есть с нами. Ладно, ухожу к Морфею. Буду молиться, чтобы меня нечаянно не уронили.