Не так давно посетил станцию технического обслуживания для мелкого ремонта своего автомобиля. Хотя мы с мастером заранее договаривались на определенное время, он, извиняясь, сказал, что вынужден сначала отремонтировать машину своего неожиданно явившегося дальнего родственника (причем почти задаром, признался он). И я понял, что не смогу изменить его решение, даже если пообещаю втридорога заплатить за быстрейший осмотр моего автомобиля. Тут подумал: почему у него такая сильная солидарность с родственником? Какие силы поддерживают в нем эту родовую связь, внутреннее обязательство по отношению к родне? Ответ: особая организация социальных отношений.

Наша идентичность чрезвычайным образом социально насыщена, социально сфокусирована. Человеку в таких условиях порой непросто отличить свое «Я» от «Мы»: нередко «Я» воспринимается как «Мы», а «Мы» – как «Я». В «Мы», разумеется, прежде всего входят те, с которыми человек идентифицирует себя: родные, друзья, близкие знакомые, с кем сложились отношения. Эти люди влияют и на архитектонику, контент «Я» личности. Отказав в просьбе родственнику, мастер автосервиса угрожал бы не только сложившимся социальным отношениям, но и структуре, характеру своего «Я».

Родовая солидарность, групповая лояльность особо оправданы тогда, когда существуют многие внешние угрозы для выживания, и индивидам в таких ситуациях более целесообразно держаться вместе, чтобы преодолевать эти угрозы. В подобных обстоятельствах появляются весьма жесткие правила поведения в группе, строгие иерархические отношения, позволяющие быстро мобилизовать ресурсы. Все это хорошо известные социологические постулаты. Но возвращаясь к нашей жизни и существованию у нас очень сильных социальных отношений, коллективизма, родовой идентичности и групповой  лояльности и солидарности, задумываюсь: все же, почему это так?

В 1987 году, когда я работал в одном из вузов Ташкента, к нам на кафедру явился мужчина с просьбой разобраться с тем, что происходит с его дочерью. По его словам, она вдруг стала разговаривать на совершенно непонятном и странном языке. Я и несколько моих коллег откликнулись на просьбу и попросили мужчину прийти вместе с дочерью. На следующий день они явились на кафедру.

Девочке было лет 10-12. Вид – нормальный, поведение – вполне адекватное, словом, на первый взгляд ничем особо не отличалась. Мы попросили ее рассказать о языке, на котором она начала разговаривать. Она не знала, как назывался этот язык. По ее словам, к ней во сне стали приходить какие-то незнакомые люди и учить ее новому языку. Это продолжалось вот уже несколько месяцев.

В ответ на нашу просьбу девочка бойко начала разговаривать на совершенно незнакомом для всех нас языке. Она без труда переводила называемые нами слова на свой язык, с легкостью осуществляла и обратный перевод. Все предметы вокруг имели четкие названия. Ее язык отличался своеобразной лексикой, слова имели свои фонетические особенности, улавливалась какая-то закономерность и в построении фраз. Язык был абсолютно уникален, никто из нас не мог хотя бы близко сопоставить его со знакомыми для нас языками.

Первое, что пришло в голову – девочка умело разыгрывала нас. Но зачем? А вдруг все это правда, и она действительно фантастическим образом овладела новым, непонятным для нас языком? В это трудно было поверить. Одно было совершенно очевидно – девочка великолепно, свободно и без запинки болтала на том удивительном языке.

Я записал некоторые ее слова с тем, чтобы проверить на принадлежность к какому-то известному языку. Тогда не было Интернета и провести подобное исследование было непросто. Но обратившись к разным словарям и проделав определенную работу, я нашел некоторое сходство слов той девочки со словами языка суахили. По крайней мере, мне так показалось. Но послушать разговорный суахили мне тогда не удалось.

Увы, ту девочку мы больше не увидели: и отец ее пропал, и мы были заняты своими делами и, к сожалению, не приложили достаточно усилий, чтобы найти его и ее. Я сейчас жалею об этом. Возможно, тот был психиатрический случай, возможно, подобные происшествия и ранее случались и описывались. Кто его знает. Но порой я задаю себе вопрос: а может мы упустили возможность изучения уникального случая?

Я глазам не верил, когда в центре Токио фотографировал эти яблоки и дыни. В то время курс иены по отношению к доллару был 100:1, т.е. одно яблоко в том магазине стоило 12.6 американских долларов, а одна дыня – от 157 до 420 долларов. Вот те фотографии:

Волны динамичны даже в застывшем виде. Вернее они никогда не застывают, даже на фотографии. Потому что это противоречит их природе. Природа волн – движение, динамика. Для них успокоиться – значит, перестать быть самим собой. У некоторых людей такая же природа.

Эсторилские волны, похожие на облака: